подборка январь 2015

* * *

Всё вспоминать, и снова забывать
зачем играть, и как переиграть.
И снова будет в классиках асфальт,
и снова будет смог над эстакадой.

На Рождество рождаться и рождать,
от красоты и жалости рожать.
Строгать кресты и целовать базальт,
и говорить, что здесь была Блокада.

И вопреки, конечно вопреки,
найти себя в притоке у реки,
и как впадают в устье ручейки
стать на колени и сказать:
"не надо".

Уроборос

На сердце штиль, в карманах мель.
У одиночества есть цель.
У одиночества есть цель –
подняться выше планки.

Не человек – уроборос:
целуешь тишину взасос,
выстукиваешь ритмы "sos"
в реальности изнанку.

И ждёшь ответ с той стороны,
где с мокрым запахом весны
сестра идет к тебе сквозь сны,
несет в руках тюльпаны,

а ты с усмешкою глядишь,
как воздух заполняет тишь,
как птицы улетают с крыш
и заживают раны.

"Всё, что имел, но потерял,
и то, что позабыл, но знал" –
с той стороны поёт хорал
уверенности с верой

как многоточье новых глав.
И, дернув небо за рукав,
ты понимаешь что ты прав
во всём, что бы ни сделал.

* * *

Какая-то неведомая сила
вертела тело гения, лепила.
Когда коса волны нашла на камень
и валуны рассыпались на гравий,
а гений преждевременно оглох,
но слышал звук – тогда вмешался бог.

И в полной тишине всё та же сила
дробила, и кнутом подчас учила
и пряником, и катаньем, мытьём.
Давала дом, потом сжигала дом.
Давила слух, ломала пальцы рук.
Вмешался бог, и был услышан звук.

* * *

Всё просто: одиноким – одиноко.
Не нужно обладать ни третьим оком,
ни опытом большим, чтобы понять
и возвращаться к этому опять:

потребность в людях как в воде и хлебе.
Но где то в небе ярко светит Геба,
но где то в небе светит Альтаир,
летает орбитальный комплекс "Мир".

И, нарушая логики законы,
становишься заправским астрономом,
становишься бывалым астронавтом,
не покидая комнаты по факту.

В потоке чистоты безмолвных знаний
морозными бессонными ночами
Вселенная выходит за края,
теряется реальность слова "я":

заслышав галактическую песню,
колышется душа, и бестелесный
идешь бродить по Млечному пути
которым невозможно не идти.

* * *


А когда зима схватит за грудки,
вытрясет озноб остатки духа,
забываясь сном, тихо жди шаги.
Что-то хмыкнет и шепнёт на ухо:

"Не ропчи, молчи, не молчится – пой.
Наплевать, что нет ни сил, ни слуха.
А не будешь – съем, закушу тобой.
Не смотри туда, где скрылся Отче:
город Вифлеем, вместе со звездой
тонет в темноте полярной ночи.

Над Невою муть, под мостами льды,
стылый мир, расколотый на части.
Прежде, чем уснуть, вскипяти воды –
утром запивать таблетки счастья.

Пой, чтоб от стыда рдели снегири,
так, чтоб ртуть ушла под ноль, и ниже.
Так, чтоб со щелчком замерла внутри
старая пластинка "ненавижу".

Спой, ну а потом будет раз два три
ёлочка гори. И лыжи."

* * *

Здесь что ни день, то новый марш-бросок.
Но в ошалелой нудной круговерти
внимательно, как могут только дети,
читай. Читай ответы между строк

когда шоссе уходит не туда,
когда оно идет не так, не с теми,
когда никто не разделяет бремя
глухого непосильного труда.

И задавай вопросом за вопрос.
Пусть будет все изучено и просто,
как будто суша это только остров,
а море это вовсе лужа слез.

При полной тьме и ветре стылых зим
слепцом, на ощупь находи ответы.
Как будто в глубине большой планеты
пульсирует дыхание и ритм.

Читай ответ по мимике лица
как будто бы подобраны пароли,
как отпуск от сухой зыбучей боли,
которой нет начала и конца.   


* * *

Говоря на странном диалекте,
в самом сердце города-гиганта,
в полночь бродят тени по проспекту
Донны Анны и Лючии Санты.

В комнате, сырее всех Бастилий,
ночью нам приснится город Гамельн.
Утро встретит привкусом бессилия
и желанием уехать к маме.


* * *

От незримой тоски пилоты
еле держатся на ногах.
С неба падают самолеты
и взрываются в городах.

Не в кино, а на самом деле:
тело к телу и к праху прах
крупным планом в конце недели
в передачах и новостях.

И от этой бесцельной слежки
постепенно рябит в глазах.
И любые слова поддержки
обрываются на губах.
* * *

Все оставляя на потом,
сверни и проходным двором
где каждый угол незнаком
и сквозняки от ветра

пройдись. Без цели и забот.
Так, как живет дворовый кот.
Когда дадут – он ест и пьет,
ничей зимой и летом.

Потом вернешься в стылый дом,
где суп с котом, где ход конем
и где парят над потолком
вопросы без ответов

похожие на злых котят.
Пусть посидят. А будет март
открой им дверь и пусть летят
с поверхности планеты.

* * *

И ты бредешь в бреду по снежной каше.
Здесь всё, что было наше – стало ваше.
Наверно, нет печальнее и краше
способности иметь, потом – терять,

тенденции снегов лететь и таять.
У третьего по счету – хата с краю.
Хоть вырезать зарубочки на память,
хоть снова падать, и вставать опять.