* * *
Это как поделиться с забытым другом
снами о чём-то большем, чем бег по кругу.
Так выпадают гайки и гнутся дуги
и постепенно падает в воду мост,
по берегам реки разбивая пары.
Пар над водой становится перегаром,
там тонет танин мяч. Это часть Сансары:
так прорастает путь, происходит рост.
Зиму без снега здесь называют чёрной.
Это как ждать финала со свадьбой в порно
или – вступать с собою самим же в споры,
или – идти наверх по дороге вниз,
спать наяву, а после меняться снами
и расходиться разными берегами.
Город, в котором тесно, как в узкой раме.
Но под его мостами струится Стикс.
снами о чём-то большем, чем бег по кругу.
Так выпадают гайки и гнутся дуги
и постепенно падает в воду мост,
по берегам реки разбивая пары.
Пар над водой становится перегаром,
там тонет танин мяч. Это часть Сансары:
так прорастает путь, происходит рост.
Зиму без снега здесь называют чёрной.
Это как ждать финала со свадьбой в порно
или – вступать с собою самим же в споры,
или – идти наверх по дороге вниз,
спать наяву, а после меняться снами
и расходиться разными берегами.
Город, в котором тесно, как в узкой раме.
Но под его мостами струится Стикс.
* * *
Стало всё не интересно к середине октября:
сколько не гляди на бездну, бездна смотрит на тебя.
Побеждаешь всех драконов (перерыв в обед – до двух),
бьёшь поклоны на иконы. Всё равно выходит дух
прочь из тела через руки, дух прощается с мясцом
и танцует буги-вуги в подворотне за углом.
* * *
А на небе выходит звёздочка
путеводная, но бездарная.
Превращаются цыпки в корочки.
Ночь не вечная, но полярная.
И как будто песок под веками,
Авалон снится, и Бразилия.
И уехать бы, только некому
предъявить это "отпусти меня".
В мире, лучшем из всех возможных
вечер. В космосе звёзды варятся.
Всё становится слишком сложным
и поэтому выключается.
* * *
Севернее севера
и крайней, чем с краю,
на миндальном дереве
спит воронья стая.
Спит не просыпается,
воздух загустел.
Ветви наклоняются
под пружиной тел.
Эти братья-вороны –
страх мой неземной:
выйду не в ту сторону,
что-нибудь со мной
приключиться горькое.
Страхи за семью:
что останусь только я
в чуждом мне краю.
Мы же все чужие здесь,
а на небе мрак.
Я боюсь – чего невесть,
говорят – дурак.
Страхи эти лютые
дремлют сном вороньим.
В мире почему-то я
вышел посторонним.
Молох
Ноябрь вот-вот нагрянет.
Отправится свет в нокаут.
Когда будет полный аут:
не любят, не чтут, не ждут, –
я мраморно-мрачным стану,
и бармен нальёт в стаканы
амброзию – мёд. Органы
в коррозии запоют
так громко, что все оглохнут,
что, в общем, не так и плохо:
сиди да и жди молоха,
посмотришь его вблизи.
Стемнеет привычно рано.
Молох будет в стельку пьяный.
И мы будем петь осанну
осенней ночной грязи.
* * *
То, что тебя ведет и тебя хранит,
скоро тебя сожрет, как Иону кит.
Скоро покроет лёд нашу часть земли
и отвернется космос, эфир и хронос.
Жди, когда порастешь на полях травой.
Ну а пока ты ждешь – веселись и пой
и подменяй меня по чуть-чуть собой
и забирай мой дом, ИНН и полис.
Ну а когда придет покритиковать
новое тело вся человечья рать,
просто скажи им, что дважды два – не пять,
а остальное молча заткни за пояс.
* * *
Не надо, не надо вопросов!
Одетый во всё не по росту,
нелепый, как лодка без весел
(вернее, не нужный без них)
мой голос, мой внутренний голос
мне смотрит в глаза и вопросы
бубнит бесконечно без спроса.
О, как он назойлив и тих!
Ещё – бесконечно навязчив.
Он ставит такие задачи,
что я иногда даже плачу.
Такое не всем по плечу.
Потом я смотрю в ваши лица
и хочется просто забыться,
напиться, в больницу и вскрыться.
Но чаще всего я молчу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий